Она меняется на глазах. И это очень заметно. Впрочем, ларчик открывается просто: моей внучке Кате исполнилось семь. А семь лет-это рубикон, перейдя который дитя начинает осознавать свою неповторимость, индивидуальность и… в очередной раз удивляет нас, уже основательно подзабывших собственное детство, взрослых.
Господи! Это же потрясающе интересно — наблюдать, как из девочки-мальчишки, из резвого дворового сорванца вдруг, будто бабочка из кокона, вылупляется, прорывается, неуловимо, точно следы на асфальте, проступает юная женственность.
Еще каких-то пару месяцев назад шестилетняя Катюша, издали заприметив в незнакомом дворе своими острыми глазками деревянную горку, стремглав мчалась к цели, чтобы, не задумавшись и на секунду, съехать с нее на «пятой точке» в своих новеньких наимоднейших брючках песочного цвета, которые после сей процедуры представляли весьма жалкое зрелище. А сегодня она уже придирчиво разглядывает себя в зеркале и делится впечатлениями: «Ой! Бабушка, какая я стала красивая!» И больше не дичится незнакомых людей, а с легкостью, с осознанием своей значимости и привлекательности, вступает с ними в контакт.
Это вчера ее любимыми играми были прятки, жмурки и… различные страшилки. Деду она неизменно отводила роль Привидения, Темных Сил. От него надо было бежать со всех ног, через всю комнату, на спасительный диван, где Зло не могло ее достать, схватить, раздавить, будто незадачливую букашку. Мне доставалась роль Добра. В моих объятиях она пряталась от Черных Сил, от коварного и вездесущего Чудища, неизменно оказывавшегося в проигрыше, в опале. Катя любила исключительно счастливые концы, а мир делила на «черное» и «белое», на друзей, которым была предана всей душой, и «сундуков». Так малышка называла людей скучных и пресных, слезливых и вечно ноющих, непроизвольно создающих округ себя атмосферу уныния либо недоброжелательных, равнодушных, не сумевших запасть ей в душу.
Обладая редким инстинктом самосохранения, Катеринка хоть и не умела еще назвать вещи своими именами, произносила как припечатывала звонким голоском: «Сундук». И больше уже не обращала внимания на этого человека! Точно великосветская леди, вела себя с ним вежливо, но отстраненно. Держала дистанцию почище иной королевы.
Друзей было меньше, «сундуков» больше. Но Катю это обстоятельство не смущало. Она и в четыре года понимала: друзей много не бывает. Оттого они так и ценны, так желанны. По ним скучаешь в разлуке. Им радуешься при встрече…
Сейчас она уже различает нюансы. Начинает сознавать, что помимо черной и белой красок, существуют еще и серая, оранжевая, коричневая, весь радужный спектр (она смеется над присказкой «Каждый охотник желает знать, где сидит фазан», раскладывая восковые мелки в нужном порядке). Семилетняя Катенька больше не обзывает взрослых «сундуками». Во всяком случае, в лицо. И к сверстникам-мальчишкам, о которых прежде говорила: «Ненавижу…», относится иначе. Она к ним присматривается, изучает, пока еще не принимая в свой круг, предпочитая по привычке умниц-подружек, коими можно верховодить, командовать.
И игры ее стали другими, и рисунки. Бесшабашность, бесцеремонность, резкость и угловатость, точно наносная шелуха, отошли в прошлое. Откуда-то взялись черты полностью противоположные. Изменилась сама манера вести себя. И на первый план выступило то, что давно ждало своего часа — плавность и грациозность движений, мягкость в обращении с окружающими, бросающаяся в глаза вдумчивость, контроль за мыслями и речью. Так, если в шесть лет внучка ничтоже сумняшися клала деду одну диванную подушку на лицо, другую — на грудь, после чего скатывалась с него аки с горки с радостным визгом, то нынешняя первоклассница того уже не сделает. Ей не доставляет удовольствия на дедушке верхом ездить или по роялям скакать (был, был у нас такой момент, когда внучка, живая и непоседливая, как ртуть, обожала вспрыгивать на мамино пианино и ласточкой пикировать вниз, так, что клавиши жалобно звенели, издавая возмущенное: «А-а-п-п-чч-хи-и!…»).
Но времена меняются, и ныне ей интереснее устроить кукольное представление собственного сочинения, где актеры — игрушки, а она — режиссер, сценарист, и продюсер в одном лице.
И сказки Катюша раньше любила слушать, а теперь предпочитает соавторство. Я начну, она продолжит. Глядишь, общими усилиями чего путного и сочиним. Мне такие совместные импровизации нравятся, Кате — тоже. Мы с Катей любим разыгрывать домашние спектакли. Благо, игрушек полон дом, а Катенька — талантливая актрисуля. Ее хлебом не корми — дай кого-нибудь поизображать. Соседи смеются: вам ее в театр надо отдать, как подрастет. Готовая же актриса!
Но у внучки другие планы. Она хочет быть ветеринаром и лечить животных. Правда, не всех. Она любит собак, кошек, поросят, хомяков и коз. А вот удавов, мышей и крыс лечить отказывается. Пока. Потому что еще не настоящий ветеринар. Те в своих частных клиниках всех подряд лечат. Лишь бы деньги платили…
А рисует наша Катя исключительно коней и оленей. Причем, если не знать, кто именно нарисован, нипочем не догадаешься. Ибо Катины олени очень походят на коней, а кони соответственно на оленей. Но это не суть важно. Главное, они бегут: и кони, и олени. Они всегда в движении, как и сама Катя, которая может часами гонять на велосипеде и ни чуточки не устать. Или кататься на роликах. Или бегать с подружками наперегонки. А лучше всего плавать в бассейне. Можно на животе, а можно и на спине. Можно брассом, а можно — кролем. Еще можно прыгнуть с трехметровой вышки. Там, где вышка, глубина — 6 метров. Но Катя не боится. Она смелая.
Елена БЕРЕЗИНА
МНЕНИЕ СПЕЦИАЛИСТА:
Анна ВАРГИ, клинический психолог: — У одних детей он может начаться в семь лет. У других — в шесть или восемь. Независимо от того, пошел ребенок в школу или нет. Хотя необходимость адаптироваться к школьной жизни еще больше осложняет сей непростой период. И все же существует такое понятие в психологии: кризис семи лет. Родители семилеток часто жалуются на то, что ребенка будто подменили. Родители, ну, и бабушки, конечно, приходят в замешательство. Они не понимают, что делать.
Если до кризиса поведение ребенка подчинялось лишь его желаниям (захотел — сделал!), то теперь, прежде, чем
В сущности, для взрослого критический период развития его ребенка оказывается кризисом собственной системы воспитания. Прежние стратегии уже не срабатывают, и приходится искать иные способы взаимодействия. Так, например, семилетка обычно хочет поступать «как взрослый». Однако ребенок должен сознавать, что получение новых прав сопряжено с появлением новых обязанностей. Он (она) может сам (а) сходить в гости к другу (подруге). Но также он (она) может ходить за хлебом в магазин рядом с домом…