Восточная и западная медицина

Философская дискуссия о приро­де медицины насчитывает уже много веков. Врачи полагают, что здоровье требует того или иного вмешательст­ва извне, тогда как сторонники есте­ственной гигиены утверждают, что здоровье есть результат жизни в согласии с законами природы. В Древней Греции считалось, что вра­чам покровительствует бог врачевания Асклепий (в римском варианте — Эскулап), а целителям — богиня здоровья Гигиея, дочь Асклепия.

Философ Рене Дюбо пишет: «Для служителей Гигиеи здоровье — есте­ственный порядок вещей, состояние, по праву принадлежащее человеку, который     разумно распоряжается своей жизнью. По их мнению, самая важная функция медицины — откры­вать и проповедовать законы приро­ды, которые позволят человеку иметь здоровое тело и здоровый дух. Последователи же Асклепия счита­ют, что главная роль врача — лечить болезнь, исправлять любые несо­вершенства, как врожденные, так и приобретенные в течение жизни».

Разные философии приводят к разным видам практики. На Западе внимание медицинской науки сосре­доточено в основном на обнаружении внешних возбудителей болезни и разработке средств борьбы с ними. Середина нашего века ознаменова­лась выдающимся успехом медици­ны — открытием антибиотиков и бла­годаря этому победой над инфекци­онными заболеваниями. Именно этот успех в первую очередь привлек сердца и умы на сторону Асклепия и убедил многих в перспективности медицины, использующей современ­ные технологии.

На Востоке, особенно в Китае, медицина сосредоточена совершен­но на другом. Она исследует спосо­бы повышения внутреннего сопро­тивления организма, благодаря чему можно сохранить здоровье, каким бы вредным влияниям оно ни подверга­лось. Это уже подход, характерный для Гигиеи. В процессе исследова­ний китайские врачи обнаружили много природных веществ, которые оказывают тонизирующее воздейст­вие на организм. И несмотря на не­которые успехи западного подхода, он значительно уступает по своей ценности восточному.

Оружие всегда несет в себе опас­ность: оно может обернуться против того, кто им владеет, или вызвать еще большую агрессию со стороны противника. В наши дни специалисты по инфекционным заболеваниям во всем мире с отчаянием думают о возможности возникновения неизле­чимых болезней, вызываемых рези­стентными (не поддающимися воз­действию антибиотиков) микроорга­низмами. В журнале университетско­го медицинского центра, где я препо­даю, была опубликована статья «Устойчивость к противомикробным средствам: новая чума?» В ней, в частности, говорится: «Хотя проти-вомикробные средства считаются „чудо-лекарствами“ XX века, сего­дня врачи-клиницисты и ученые ост­ро осознают, что устойчивость мик­робов к лекарственным средствам становится главной клинической проблемой. Предлагается множество решений. Фармацевтическая про­мышленность пытается разрабаты­вать все новые и новые средства, лучше противостоящие выработав­шимся у микробов механизмам ус­тойчивости. К несчастью, у микробов быстро вырабатываются новые ме­ханизмы защиты. Устойчивость к противомикробным средствам стано­вится все более неотложной про­блемой во всех практических ситуа­циях, которые могут отрицательно влиять на исход заболевания».

Выражение «могут отрицательно влиять на исход заболевания» — это иносказание. Оно подразумевает, что пациенты будут умирать от инфек­ций, которые врачи могли раньше лечить антибиотиками. По сути, ан­тибиотики быстро утрачивают свою силу, и некоторые инфекционисты начинают задумываться о том, что мы будем делать, когда больше не сможем на них полагаться. Возмож­но, нам придется вернуться к мето­дам, которые использовались в больницах в 20-е и 30-е годы, перед появлением антибиотиков: к строгому карантину и дезинфекции, к хирурги­ческому дренажу и т.д. Какой шаг назад для нашей высокоразвитой медицины!

В то же время устойчивость к то­низирующим средствам, используе­мым, например, китайской медици­ной, не развивается, потому что они действуют не против микробов (и поэтому не влияют на их развитие), а усиливают защитные силы организ­ма. Они увеличивают активность и действенность клеток иммунной сис­темы, помогая пациентам сопротив­ляться всевозможным инфекциям, а не только тем, которые вызывают микробы. Антибиотики же эффектив­ны только против микробов, а против вирусов они бесполезны. Беспомощ­ность западной медицины в борьбе с вирусными инфекциями ясно про­слеживается на примере СПИДа. Китайское лечение травами людей, инфицированных ВИЧ, более дейст­венно хотя бы потому, что оно неток­сично и позволяет многим из тех, кто страдает ВИЧ-инфекцией, жить отно­сительно долго без проявления сим­птомов болезни, несмотря на то, что вирус сохраняется в организме.

Восточный принцип укрепления внутренних защитных механизмов ха­рактерен для Гигиеи, поскольку пред­полагает, что организму свойственна естественная способность сопроти­вляться возбудителям болезни и справляться с ними. Будь в западной медицине такая тенденция выражена более явно, наше здравоохранение не стояло бы сейчас перед лицом экономического кризиса, потому что методы, использующие преимущест­ва естественных способностей орга­низма к исцелению, гораздо дешев­ле, нежели вмешательство техноло­гической медицины, и в конечном итоге безопаснее и действеннее.

Сторонники Асклепия больше за­интересованы в лечении, в то время как последователи Гигиеи — в исце­лении. Лечение — это воздействие извне, исцеление же происходит изнутри. Слово «исцелить» означает «сделать целым», то есть восстано­вить целостность и равновесие в организме.

Я хочу привлечь внимание к внут­ренней, сокровенной природе про­цесса исцеления. Даже если лечение приводит к успешному исходу, этот исход есть результат активизации внутренних механизмов исцеления, которые при иных обстоятельствах могли бы действовать и без какого бы то ни было внешнего стимула. Организм способен исцелить себя сам. А причина в том, что он облада­ет своей системой исцеления.

До сих пор немногие из врачей и ученых интересовались случаями исцеления, поэтому не удивительно, что феномен самоисцеления кажется неясным, а понятие о внутренней системе исцеления расплывчатым. Но чем глубже мы будем вникать в механизм самоисцеления, тем меньше у нас будет поводов прибе­гать к ненужному медицинскому вмешательству, которое порой быва­ет пагубным. Медицина, ориентиро­ванная на исцеление, будет служить человеку гораздо лучше, поскольку она надежнее, безопаснее, а кроме того, намного дешевле, чем сущест­вующая медицинская система.

Двадцать пять лет назад, чтобы разобраться в том, какое лечение перспективнее — традиционное или ориентированное на самоисцеление, восточное или западное, я предпри­нял путешествие в северо-западную часть бассейна Амазонки, располо­женную неподалеку от колумбийско-эквадорской границы. Я хотел разыскать шамана по имени Педро — индейца из племени кофанов, кото­рый жил в одинокой хижине в дебрях огромнбго непроходимого леса. Говорили, что этот шаман — искусный целитель.

За год странствий по Южной Америке, встречаясь со многими шаманами, я испытал много разоча­рований. Одни оказались пьяницами, другие явно охотились за славой и богатством. Педро был моей послед­ней надеждой. Я был бы для него первым гринго, и у меня были боль­шие надежды, что он откроет мне тайны целительского искусства, ко­торые я жаждал познать.

Я оказался в этой южноамерикан­ской глуши потому, что надеялся найти нечто экзотическое и удиви­тельное, нечто несказанно далекое от моего повседневного опыта. Я мечтал проникнуть в сокровенный источник целительского дара —этого союз волшебства, религии и враче­вания. Я хотел понять, как сознание взаимодействует с телом. А кроме всего прочего, я надеялся разузнать секреты индейцев, которые мог бы практически использовать, помогая людям обрести здоровье. Я провел в стенах престижного университета восемь лет, четыре из которых изу­чал ботанику и четыре — медицину, но так и не нашел ясных ответов на свои вопросы. Изучение ботаники пробудило во мне желание увидеть джунгли, встретиться с туземными целителями и сохранить быстро ис­чезающие знания о лекарственных растениях.

Когда я изучал медицину, мне хо­телось бежать из мира агрессивного, технологизированного лечения к ро­мантическому идеалу естественного исцеления.

В 1969 году, завершив основной курс клинической подготовки, я при­нял решение не использовать на практике те знания, которые только что получил. Для этого у меня были две причины: одна эмоциональная, другая логическая. Первая заключа­лась просто в том, что я чувствовал: случись мне самому заболеть, я бы не хотел, чтобы меня лечили так, как я научился лечить других, разве что не будет другого выбора. Поэтому мне было неловко лечить людей. Логическая причина состояла в том, что большинство методов лечения, с которыми я познакомился за четыре года обучения на медицинском фа­культете Гарвардского университета и за год в интернатуре, не воздейст­вовали на причины болезни и не спо­собствовали исцелению, а лишь по­давляли или просто сводили на нет видимые симптомы заболевания. Я почти ничего не узнал о здоровье и его сохранении и о том, как преду­преждать болезнь, и это было боль­шим упущением, поскольку я уже верил, что главная задача врача — учить людей тому, как не заболеть. Слово «доктор» происходит от ла­тинского слова «учитель». Главным должно быть обучение профилактике болезни, а лечение уже существую­щей болезни — дело второстепен­ное.

Если пролистать современный справочник лекарственных форм, легко обнаружить, что большинство названий лекарств начинается с при­ставки «анти», что значит «противо». Мы применяем противоспазматические, противогипертонические и про­тивовоспалительные средства, анти­коагулянты и антидепрессанты, ле­карства против кашля, тревоги и зу­да, а также бета-блокаторы и антаго­нисты гистаминовых рецепторов. Современная медицина по сути своей противодействует организму, уг­нетает его функции.

«Ну и что в этом плохого?» — может спросить читатель. Если жар представляет опасность или аллер­гическая реакция становится некон­тролируемой, то с этими симптома­ми, разумеется, следует бороться. Я не возражаю против использования таких методов лечения, но только в качестве кратковременного средства для облегчения очень тяжелой си­туации. Если же сделать их главной стратегией лечения, то это чревато двумя серьезными проблемами.

Во-первых, пациент подвергается опасности, потому что фармацевти­ческие средства по природе своей токсичны. Ожидаемый от них резуль­тат слишком часто сводится на нет побочными эффектами. Случаи ост­рой реакции на лекарства угнетаю­щего действия, имеющиеся в арсе­нале традиционной медицины, — серьезный аргумент против этой сис­темы, и во время медицинской прак­тики я видел их больше чем доста­точно, чтобы понять: должен сущест­вовать какой-то другой, лучший вы­ход. Траволечение привлекло меня потому, что предлагало возможность найти безопасную естественную аль­тернативу тем лекарствам, которые меня учили использовать.

Во-вторых, симптоматические ме­тоды лечения в конечном счете могут привести к усилению патологических процессов, а не к их прекращению. Эта мысль впервые пришла мне в голову, когда я прочитал труды вели­кого еретика от медицины Самуэля Ганемана (1755-1843).

Это был замечательный немец­кий врач-новатор, отец гомеопатии — одного из основных направлений альтернативной медицины. Гомеопа­тия основана на приеме очень малых доз сильно разбавленных средств, призванных служить катализаторами реакции самоисцеления. Я не гомео­пат и не разделяю некоторых убе­ждений. Тем не менее я наблюдал случаи исцеления при использовании гомеопатических средств и восхища­юсь тем, что эта система использует методы лечения, которые не могут причинить вред. Более того, я нахожу некоторые принципы Ганемана очень важными для всей медицины.

Например, такой: опасно подав­лять явные симптомы заболевания. Описывая лечение зудящей красной сыпи на коже, Ганеман писал, что лучше иметь болезнь на поверхности тела, чем внутри, потому что с по­верхности ей легче исчезнуть. Сим­птоматические же методы лечения могут загнать болезнь внутрь, в бо­лее жизненно важные органы.

Ганеман пришел к такому пони­манию задолго до открытия кортико-стероидов, очень сильных противо­воспалительных гормонов, которые врачи прописывают сегодня своим пациентам, не особо заботясь о том вреде, который они могут причинить. Стероиды местного применения очень эффективно снимают кожные высыпания. В Соединенных Штатах их даже продают без рецепта. И вот я снова и снова встречаю пациентов, у которых развивается зависимость от этих препаратов. Пока они приме­няют стероидосодержащие кремы и мази, сыпь удается держать в узде. Но как только лечение приостанав­ливается, симптомы проявляются снова и в еще более острой форме, чем раньше. Патологический процесс не устраняется, а только сдержива­ется — при этом он набирает силу, чтобы проявиться снова, как только прекратится действие внешней, про­тивоборствующей ему силы.

Если принимать стероиды систе­матически, их угнетающее и токсиче­ское действие будет ощущаться еще сильнее. Пациенты, которые для борьбы с ревматическим полиартри­том, астмой и другими аутоиммун­ными и аллергическими заболева­ниями месяцами или годами прини­мают препараты типа преднизолона, часто страдают от неприятных по­следствий их токсичности (прибавка в весе, депрессия, язва, катаракта, хрупкость костей, прыщи), но отка­заться от лекарств не могут, ибо в этом случае симптомы вернутся с новой силой.

Мой опыт наблюдения пациентов подтверждает то, о чем предупреж­дал Ганеман. Недавно я видел жен­щину тридцати с лишним лет, у кото­рой развились симптомы серьезного аутоиммунного заболевания — скле­родермии. Болезнь началась с того, что на холоде у нее стали бледнеть руки и она при этом испытывала бо­лезненные ощущения. Это так назы­ваемый симптом Рейно, признак нервно-сосудистого расстройства, которое может существовать само по себе или свидетельствовать о более глубоких нарушениях нервной систе­мы и кровообращения. В данном случае оно сопровождалось болями в суставах и опуханием пальцев. Потом кожа на пальцах и кистях рук начала утолщаться и грубеть — это классическое проявление склеро­дермии (само это слово значит «грубая кожа»). Кисти пациента, страдающего тяжелой формой скле­родермии, часто бывают холодными, красноватыми, блестящими, жестки­ми и неподвижными, но эта внешняя перемена, пусть даже уродующая их, не является худшим следствием заболевания. Если склеродермия затрагивает   внутренние   органы  — пищеварения, дыхания, кровообра­щения, исход может быть смертель­ным.

Врачи быстро поставили диагноз и стали давать пациентке большие дозы преднизолона и других иммуно-депрессантов. Результаты появились быстро: за несколько месяцев кожа вновь приобрела нормальный вид, боли в суставах исчезли, и врачи возвестили о «полном излечении». К несчастью, через год у нее появи­лась одышка. Рентгеновское иссле­дование обнаружило фиброз легких — прогрессирующее заболевание, при котором обычная легочная ткань превращается в патологическую, фиброзную. Больной сказали, что ее состояние не связано с предшество­вавшей склеродермией, на самом же деле фиброз легких— хорошо из­вестное, хотя и нечасто встречаю­щееся проявление того же процесса с той разницей, что он поражает бо­лее жизненно важную часть организ­ма и гораздо хуже поддается лече­нию. Кисти у женщины были теплые, розовые, мягкие, и на поверхности тела явных признаков болезни не наблюдалось. Тем не менее она ста­ла инвалидом из-за болезни легких, которая теперь не поддавалась пре­паратам-депрессантам.

Ко времени окончания интернату­ры я навидался достаточно таких случаев, чтобы ясно понять: я не хочу ни практиковать традиционную медицину, ни изучать ее дальше. Однако я не знал, чем ее заменить, и эта неуверенность толкнула меня на поиски, в результате которых я ока­зался на Амазонке.

В конце концов я все-таки нашел шамана Педро. Очень хорошо помню нашу встречу, хоть она и произошла очень давно. Разумеется, тогда я не представлял себе ее истинной важности, сочтя всего-навсего очеред­ным звеном в длинной цепи разоча­рований. На самом же деле она ста­ла первым шагом на новом пути, который со временем привел меня обратно к тому месту, где мне пред­стояло обнаружить то, что я всегда знал, только не мог угадать.

Шаман оказался энергичным серьезным мужчиной лет сорока с небольшим. Он мне сразу понравил­ся. Однако Педро тут же заявил, что мне нет никакого смысла у него оста­ваться, потому что он больше не занимается своим ремеслом. Вместо того чтобы лечить людей, он увлекся политической деятельностью — пы­тался поднять соплеменников-кофанов на борьбу с серьезной угро­зой, нависшей над их жизненным укладом. Она исходила, как оказа­лось, от компании «Тексако», которая проникла в северо-западную часть бассейна Амазонки, чтобы разведать богатые запасы здешней нефти. Как-то раз я ненадолго останавливался в одном приграничном городке, слу­жившем «Тексако» базой, и пришел в ужас от того, что там увидел и услышал: город стал средоточием шума, грязи, дыма, воров, шлюх и голово­резов. Оттуда все эти напасти рас­пространялись дальше.

Индеец рассказал мне, что при­надлежащие «Тексако» вертолеты выгнали из лесов дичь, а из рек ста­ла исчезать рыба. За последние два года охота и рыболовство резко по­шли на спад, в чем Педро винил ис­ключительно нефтеразведку. Теперь вся его энергия была направлена на сбор подписей под петицией, тре­бующей от «Тексако» денежного возмещения за нанесенный ущерб. Ему было жаль, что я зря проделал такой длинный путь. Мне тоже.

Однако скитания в поисках Педро открыли мне одну истину. Я понял, что искал ответы не там, где нужно. Чтобы найти источник исцеления, нет никакой необходимости отрекаться от собственной страны и культуры, от традиционного образования и собст­венного «я». Но чтобы прийти к это­му, мне пришлось провести в пути не один год.

Эндрю Уэйл