Странное впечатление производит знаменитый японский «Сад камней». Сколько ожиданий было перед поездкой в Киото — древнюю столицу Японии! Но вот пришли мы к мрачному деревянному строению, сбросили, как положено, обувку, давая свободу натруженным ступням, прошли через пустую полутемную залу и увидели…
Небольшая площадка светло-серого, выровненного граблями гравия, разбросанные тут и там большие и малые валуны. Монотонная цветовая гамма и минимум предметов. Мы сели на ступеньки, что тянулись вдоль всей стены деревянного ограждения, и деловито начали пересчитывать камни. Мы знали, что их должно быть пятнадцать, но из любой точки одномоментно можно увидеть лишь четырнадцать…
Да какая разница, сколько камней, подумалось через минуту. И камни ли это вообще? Я не знаю, в чем психологический фокус, но мир во мне и вокруг плавно изменился. Исчезли нетерпение и взвинченность, стремление
«Чего ты стоишь? — подумалось мягко и ненавязчиво. — Что любишь? Чего сумел достичь истинного?».
Хотелось запомнить и продлить это состояние, чтобы вернуться к нему как к благодати, как к спасению, когда будет маятно и горько. Что за философская идея вложена в эти камни? Почему именно пятнадцать и почему один обязательно скрыт? Тот или этот. Образ мира, когда нельзя объять необъятное? Образ дали, когда по мере движения появляются новые предметы?
Образ жизни, когда, обретая, ты непременно
Какой красивый, выразительный символ: от твоей позиции зависит глубина видения, но другой человек, с другой точкой зрения, узнает иные очертания. Благородный, примиряющий образ…
«Сад камней» был бы невозможен в современной Европе или в Америке, построенных на рваном, упругом ритме,— любая имитация оказалась бы зримо фальшивой. И как закономерен он здесь, в Киото, где само древнее название города «Хей-Ан» означает «мир и спокойствие».
— Хисаи-сан,— спрашиваю я нашу переводчицу, — из всех версий «Сада камней» какая для вас предпочтительнее?
Хисаи опекает нас третий день. По-японски прелестна: грациозна, безукоризненно деловита и точна, предупредительна и деликатна. Она ходит в строгой черной юбке и белоснежной блузке, а если моросит дождь, вытаскивает из сумки ярко-красную кофту и пестрый зонтик.
— Цифра пятнадцать, — отвечает она, — символизирует у нас полнолуние. После полнолуния на ступает время распада…
И тут мне становится ясно: «Сад» подсказывает, что надо остановиться на шаг раньше. Да, пятнадцать, но в любой момент, с любой точки и любой из нас должен видеть на камень меньше. На один меньше до насыщения, до исчерпания данности.
У Юрия Трифонова, замечательного писателя с незавершенной судьбой, есть замечательная фраза. Вот она дословно: «…истинное в искусстве всегда чуть сдвинуто, чуть косо, чуть разорвано, чуть не закончено и не начато, тогда пульсирует волшебство жизни».
Это в искусстве. А в моем деле, в науке, к которой обязательным эпитетом приварилось определение «точная»? Наверное, любая сфера знания невозможна без опоры на факты, доказательства, аргументы, статистику. Но впереди них идет мысль, идея, которая, как бы то ни было, всегда остается чуть незаконченной. Потому что всегда оставляет надежду и право на другой вариант, на новое и лучшее продолжение.
Идея не может быть исчерпана до конца, какие бы убедительные факты мы на нее ни нанизывали. Не следует думать, что ты увидел весь объем, все пятнадцать каменьев твоего «сада». Пятнадцать означает полнолуние. Апогей самоуверенности и самодовольства, за которым следует распад. Пусть один камень останется за чертой зримости. Придет
…Поразительно, что в этой сверхсовременной стране, заполненной машинами, компьютерами, так много мест и способов для душевной тренировки человека. Для сосредоточения на высоком, обращения к разуму, отрешения от суеты. Здесь пульсирует волшебство жизни.
Олег Гомазков, доктор биологических наук