Предполагается, что прибор, отмечающий время, появился в Древнем Египте: разумеется, первые часы были солнечными. В уходящем веке человечество получило механизм, регистрирующий быстротекущее время с точностью до одной тысячной секунды.
Железная хватка времени. Неломка настигает это неприятное ощущение, как только стрелки часов выталкивают его из индивидуального мира в мир общечеловеческий. Это ощущение появилось отнюдь не в XX явке с его бешеным темпом жизни, глобальными катаклизмами и всеобъемлющей системой информации. Похожее чувство испытывал и человек куда более спокойных эпох — античной и более древних.
Едва различима взору историка фигурка египетского пастуха, который на краю пустыни стережет свое итадо, воткнув посох в песок. Безоблачное небо, сияющее солнце, движущаяся тень посоха делали абсолютно зримым течение времени.
Солнечные часы просуществовами дольше любых других: уже в VI веке до н.э. древние египтяне, лочи-шишие бога солнца Ра царем и отцом всех богов, носили с собой небольшие бронзовые диски с отметками и стрелкой, измеряя время по направлению и длине ее тени. Несколько экземпляров таких «хронометров» нашел известный английский археолог Говард Картер в открытой им гробнице фараона Тутанхамона в 1922 году. Схожие портативные солнечные часы были в ходу и у древних римлян. А как обстояло дело после захода солнца? Предпринимались попытки создать лунные часы, однако ночное светило отбрасывало тень слишком слабую и непостоянную.
И тогда на помощь древним египтянам пришла вода. Самые старые водяные часы были похожи на цветочный горшок, из которого через отверстие в донышке более или менее равномерно капает вода; разметка внутри горшка отмечала уровень жидкости и тем самым — истекшее время. Этот примитивный глиняный сосуд превратился в руках великого грека Архимеда в сложный механизм с размеренным поступлением воды, зубчатой системой передач и циферблатом.
Песочные часы в Европе появились сравнительно поздно — в XIV веке, их наполняли размолотой яичной скорлупой, мраморным, оловянным или свинцовым порошком, а также собственно песком. Уже через два столетия такие часы были практически в каждой школе и церкви.
Одновременно с песочными совершенствовались часы, приводившиеся в действие силой тяжести (гирями, как в башенных часах или настенных ходиках) либо пружиной. Измерение времени перестало зависеть от каких бы то ни было внешних обстоятельств.
Взрослый человек очень редко и ненадолго может ощутить себя, по выражению Грибоедова, в положении «счастливые часов не наблюдают». Время то сжимается до предела (проводы любимого человека на вокзале), то растягивается чудовищно, когда происходит нечто неприятное; в экстремальных ситуациях секунды буквально превращаются в часы. Не случайно говорят о «чувстве времени», которым человек владел на протяжении столетий, пока не приспособился к «объективному» времяисчислению. Оно-то и разделило нашу планету на 24 часовых пояса, хотя, говоря по существу, на земле столько часовых поясов, сколько людей, ибо каждый из нас — свой собственный «островок времени». «Я часто думаю об этих миллионах и миллионах обитателей Времени, которые живут совсем в ином времени, нежели я, — пишет современный французский литератор Клод Руа. — Когда я был маленьким, то считал, что в театр ходят, дабы провести время. Теперь же я знаю, что туда идут, дабы задержать это время».
Каждый взгляд на часы вырывает человека из личной вселенной и бросает его в «универсум» всех окружающих людей. Преувеличение? Но вот ставший сегодня банальностью афоризм Бенджамина Франклина: «Время — деньги». А ведь
Этим объясняется и наша легкая зависть к «счастливым», которые «часов не наблюдают» никогда, — к детям и животным, ибо они ведут подлинно независимую жизнь. Ведь только субъективные системы способны к настоящему переживанию, в отличие от систем объективных (компьютер). Чем «объективнее» мы становимся, тем больше опасность потери собственного, индивидуального бытия. Это чувствует не только современный бизнесмен, бросающий тревожные взгляды на часы в перерыве между двумя рейсами в аэропорту. Уже люди античной эпохи со смешанным чувством смотрели на тогдашние простецкие — солнечные — часы. В одной из комедий древнеримского драматурга Плавта герой заявляет: «Да проклянут боги того, кто выдумал отсчитывать время и изобрел солнечные часы! Все это мне, бедняге, неумолимо, по капле сокращает день-деньской. А вот раньше только брюхо служило мне часами, и притом самыми верными!».
-Внутренние-, биологические, часы тикают в каждом из нас, регулируя сон, бодрствование, прием пищи, причем, в отличие от «внешних», механических, часов, тикают они вовсе не равномерно. Их ритм зависит Прежде всего от возраста: для школьника год тянется мучительно долго — от каникул до каникул, а для пожилого человека он пролетает мгновенно. На «чувство времени» воздействует и температура нашего Тала: при ее повышении часы «замедляются». Кроме того, человек проживает день не в 60-, а в 90-минутном режиме: в течение такого отрезка времени мы можем сосредоточиться на каком-либо занятии, не испытывая чувства голода, жажды или потребности посетить туалет. Исследования психологов показывают, что и сновидения чередуются у нас также с 90-минутным тактом.
Наиболее серьезное столкновение между «субъективным» и «объективным» временем человек испытывает при дребезжании будильника. «Нам не все равно, когда нас разбудят утром, — говорится в исследовании группы немецких ученых, опубликованном на страницах мюн-кенского еженедельника „П. М. Магацин“. — Если человек пробудился срезу же после фазы сновидений, то он чувствует себя свежим и бодрым. Но он будет вялым и раздраженным, если звонок прозвенит в тот момент, когда ему
По мнению французского публициста Франсуа Ле Лионнэ, «бесконечное совершенствование часовых меквнизмов, все более настойчивое напоминание о скоротечности времени приводят к новым формам нервозности у деловых людей и даже к усилению ревности у влюбленных. Чем точнее часы, тем меньше остается человеку личной свободы, возможностей для субъективного восприятия жизни».
Чем точнее часы, тем тяжелей современному человеку. Если наши совсем недавние предки измеряли свою жизнь временами года, месяцами, в крайнем случае — днями, то современный человек зачастую должен рассчитывать минуты и даже секунды. Что уж говорить о спортсменах — конькобежцах, например, или горнолыжниках, чья победа измеряется сотыми и тысячными долями секунды?
Получается, что точный счет времени приносит человеку одни лишь неудобства…
Но ведь без учета времени нынешняя цивилизация — от полетов в космос до своевременного начала рабочего дня — вообще была бы невозможна. Измерение времени — абстракция, сходная с изобретением денег или нанесением градусной сетки на глобус: без системы долгот и широт не только не могли бы передвигаться морские и воздушные корабли, но вскоре не обойдутся и автомашины, оснащенные системой глобального местонахождения, поскольку для этого потребуется обмен сигналами между автомобилем и искусственным спутником Земли, а значит — сверхточные часы.
В общем, мечтать о «добром старом времени», когда часы нам не надоедали, бессмысленно. Хотим мы того или нет, но время идет вперед. И самое абсурдное, что можно было бы тут сделать, это пытаться убить его. Пусть живет. Но пусть при этом все-таки не очень спешит.