Аутизм или патологическое отчуждение. Метод лечения

Восемь лет назад врачи поставили мне диагноз, свидетельствовавший о тяжелом посттравматическом заболевании.

Я не мог мириться со статусом полуинва­лида и решил бороться за право быть пол­ноценным человеком. Будучи в прошлом боксером довольно высокого класса и имея достаточный опыт тренерской работы, я разработал методику, которая помогла мне, наряду с медикаментозным лечением, прак­тически избавиться от болезни.

Испытав на себе пользу метода психо­физической реабилитации (так я назвал свой способ излечения), я предложил при­менять его на занятиях с людьми, страдаю­щими психическими расстройствами. Суть метода — в выполнении большого количес­тва упражнений, состоящих из простейших элементов, доступных почти любому боль­ному. Постепенное усложнение этих эле­ментов на занятиях, проводимых на очень высоком эмоциональном накале, превра­щает его в динамичный, трудновыполни­мый даже для здорового человека, ориги­нальный комплекс.

Этот метод оказался очень эффективным в борьбе с состоянием патологического отчуждения, или аутизма, лежащего в осно­ве многих психических заболеваний.

Больные-аутисты —это люди, находящи­еся в очень ограниченном душевном и фи­зическом пространстве. Долгие месяцы, а то и годы они проводят в психиатрических больницах. Сильные психотропные средст­ва надолго приковывают их к постели, а для свободного передвижения остается лишь узкий, плохо освещенный, непроветренный коридор. Прогулки на свежем воздухе быва­ют редко. Занятия физкультурой не только не поощряются, но даже, как правило, вы­зывают протест у медицинского персонала. Презрительное, брезгливое отношение к душевнобольному со стороны многих меди­ков и общества отбивают у него всякую охоту и надежду выйти за пределы, по­ложенные болезнью.

Метод психофизической реабилитации расширяет объем движений пациента и подталкивает его к общению вне рамок, очерченных болезнью. Поэтому очень важ­ным представляется установление двига­тельного контакта между больными, а также между больными и тренером. Этому, собственно, и посвящена данная статья.

Видимо, можно говорить о том, что, нала­див диалог пациента с внешним миром, мы одновременно нормализуем его внутрен­ний диалог. Это в конце концов и есть избавление от недуга. Правильность такого подхода подтверждается поистине потря­сающими случаями излечения от душевных заболеваний.

Занятия по методу психофизической ре­абилитации проходят обычно в двух груп­пах, по 10 — 12 человек в каждой. Проводя тренировки, я неоднократно замечал, что стоит двум больным случайно коснуться друг друга руками, как они немедленно меняют свое положение в строю. Причем делают это с таким отстраненным, иногда даже с негодующим видом, как будто дотро­нулись до чего-то  очень неприятного. Если же надо помочь друг другу — например, подать руку при приседаниях на одной ноге, больные стоят с каменными лицами или отводят глаза.

Это не просто боязнь чужого прикоснове­ния, это прежде всего боязнь предполагае­мого диалога. Столь желанное проникнове­ние в нормальный, здоровый мир челове­ческих взаимоотношений неизбежно пугает таких больных.

Вот как описывает свое состояние во время трехдневного выхода из аутического состояния Ирина Д.: «Перед тем как выйти из меня, болезнь собралась в моей голове в плотный столб, и я чувствовала, что она вот-вот оставит меня. Она пыталась про­биться сквозь прочный „панцирь“, покрыва­ющий мою голову, и наконец, болезни уда­лось уйти. Ощущение было очень отчетли­вое. Сначала я чувствовала себя очень хоро­шо.

Я стала свободна от болезни. Вскоре, однако, мне стало неуютно, появилось ощу­щение бесцельности существования. Рань­ше была цель — выздороветь, а теперь она достигнуга! Нет нужды шпионить за собой, оценивать свое поведение. Я стала «слышать“ волнения и заботы окружающих людей, и эти проблемы пока­зались мне совершенно незнакомыми, чуж­дыми. Оказалось, что я не умею вести себя в качестве здорового человека. Мне очень трудно. Я часто плачу. Мной овладевает мучительное беспокойство».

Этот случай не единичен. Переход боль­ных в здоровое состояние часто мучителен. Для того, чтобы научиться жить здоровым среди здоровых людей, требуется основа­тельная перестройка личности. В этом очень помогают занятия по нашему методу. Пишу об этом ответственно, так как не только наблюдал весь этот мучительный процесс у пациентов, но прежде всего ис­пытал на самом себе.

Для некоторых людей статус больного имеет и определенные привлекательные стороны: ему не надо работать, его постоянно жалеют, за ним ухаживают. Его проступки оправдываются заболевани­ем. Болезнь превращается в «щит», за которым можно укрываться от жизни.

У нас был пациент, лечение которого по моему методу закончилось неудачей. Этот двадцатилетний парень, отличный шахма­тист, был нормально физически развит. Однако выполняя даже простые упражне­ния, он падал на пол и, катаясь по нему, стонал: «Я не могу, мне больно».

Много раз он подходил ко мне и говорил, как ему стыдно быть больным и немощным, как обидно, что те упражнения, которые под силу даже слабым девушкам, причиняют ему нестерпимую боль. Он говорил убеж­денно, и мне казалось, что он действитель­но нуждается в таких подробных и частых объяснениях своего состояния. В конце концов Вадим совсем отказался от тренировок. А затем стал гневно жаловаться на меня родным.

Я пытался понять, в чем причина неудачи. Видимо, этот пациент подсознательно со­противлялся лечению. Он не хотел выходить из «кокона» болезни, поскольку дорожил «привилегиями», которые от нее получал. Но в то же время он не хотел брать на себя ответственность за отказ от лечения. Он фактически просил у меня «вольную», не признаваясь себе в этом.

Заметив, как трудно моим пациентам вступить в контакт с внешним миром, я решил ввести в занятия такие упражнения, которые обязывали бы их к непосредствен­ному общению.

Я называю эту часть тренировок работой в «спарринге». Группа больных разбивается на пары (произвольно, независимо от пола и возраста), и пациенты выполняют про­стейшие  упражнения:

1) сгибание и разгибание рук партнера в локтях, опираясь на кисти всем весом своего тела;

2) сгибание и разгибание прямых рук партнера через верх и через стороны;

3) игра в «ладушки» — быстрые и четкие хлопки ладонями о ладони партнера, в оп­ределенной очередности и с ускорением темпа.

Первые два вида упражнений хороши не столько для увеличения силы, сколько для развития чувства равновесия и тренировки вестибулярного аппарата, а третье пре­красно развивает реакцию, ритм и чувство дистанции.

Больные как бы через силу подходили друг к другу. При этом они отводили глаза, смотрели либо в пол, либо в сторону — только не на партнера. Брались за руки судорожно, с опаской. При этом хват кистя­ми получался, как правило, совершенно неудобным, пальцы застывали, как в спаз­ме. Изменить положение рук пациенты ни в коем случае не хотели. Они словно боялись, что такая попытка будет расценена партне­ром или как проявление слабости, или как недостойная уступка.

По недоверчивому выражению лиц, по напряженным, скованным позам было вид­но, насколько они боятся прямого контакта и как каждый из них заведрмо уверен, что точно так же чувствует себя его партнер! Порой казалось, что больные видят друг в друге врагов.

На первых занятиях с применением работы в спарринге после команды «разбиться на пары!» в оживленном до этого зале наступила тишина, в нем явно витал ветерок тревоги.

Медленно и тихо, словно подкрадываясь, подходили больные к своим партнерам. Между пациентами возникло вязкое, труд­нопреодолимое пространство.

Движения были неловкими, резкими. Чув­ствуя, что делают что-то  неправильно, боль­ные застывали в самых неудобных, судо­рожных позах. Когда я пытался поправить положение рук или ног у своих подопечных, мне приходилось прикладывать определен­ные, и довольно большие, физические уси­лия.

Многие переставали слышать команды, настолько они были заняты новыми ощуще­ниями и переживаниями. За правильностью выполнения заданий просто не было време­ни следить. Им не удавалось выбрать вер­ное положение центра тяжести, они прома­хивались при игре в «ладушки», которая требует концентрации внимания.

В общем, эффект первого опыта оказался настолько неожиданным, что я усомнился в его приемлемости.

Приведу некоторые высказывания боль­ных после первых занятий.

Татьяна П. после тренировки подошла ко мне в, очень возбужденном состоянии и, плохо владея речью, глядя мне в глаза почти с ненавистью, сказала, что не будет выпол­нять упраженения в парах, так как не хочет «чтобы ее били по лицу и ей приходилось бить по лицу партнера». Она восприняла невинную игру в «ладушки» как призыв к агрессии. Причем, говоря со мной, она была по-настоящему разгневана: лицо пок­рывал лихорадочный румянец, руки сжима­лись в кулаки, все тело напряглось.

А ведь обычно после моих занятий эта больная становилась значительно мягче, благодарила меня и спокойно расспраши­вала о своих успехах. По словам ее матери, из нее «словно выходил злой дух, который заставлял ее быть истеричной, злой, гру­бой».

Другая больная, Татьяна К., явно смуща­ясь, не зная, какие аргументы ей лучше привести, пожаловалась, что от новых уп­ражнений у нее болят плечи. Это было очевидной неправдой. А ведь до того она выполняла все задания очень старательно.

Владимир 3., аккуратный, исполнитель­ный и доброжелательный человек, зани­мавшийся обычно с большим усердием и отдачей, стал отказываться от «спарринга», ссылаясь на то, что он старше других и поэтому ему невозможно подобрать парт­нера.

Владимир С, отличавшийся развитым интеллектом, вступил со мной в демагоги­ческую полемику о пользе новых упражне­ний.

Гамлет Н. мотивировал свое нежелание становиться в пару тем, что он намного сильнее других и может повредить партне­ру.

Равиль Г., как только начинался спарринг, сразу говорил, что он очень устал и ему необходимо отдохнуть.

Филипп Н., наоборот, с большим энтузи­азмом брался выполнять мои задания, в том числе и занятия в парах. Но при этом произносил столько лишних слов и делал столько суетливых, беспорядочных движе­ний, что фактически не давал тренировать­ся ни себе, ни партнеру. Даже то, что он говорил, было монологом. Филиппу не ну­жен был диалог, который сам по себе есть контакт. На самом деле он боялся его и неосознанно прикрывался длинными и пу­таными речами. Цель его была очевидной —ни в коем случае не допустить настоящий, полноценный контакт.

Неудачей закончилась и первая попытка установить двигательный диалог с по­мощью «посредника»— мяча. Больные вста­вали в круг, и от них требовалось всего-навсего точно бросить мяч в руки соседа. Совершенно неожиданно для меня броски оказались такими неточными, как будто их делали совсем маленькие дети! А ведь я дал мяч группе, которая давно занималась под моим руководством и достигла значи­тельных успехов.

Пациенты не бросали, а прямо-таки от­швыривали от себя мяч, словно пытаясь как можно быстрее от него избавиться. Они не смотрели в сторону партнера, которому предназначался бросок. Мяч был им просто ненавистен.

Эти странные вещи происходят из-за панического страха больных-аутистов об­щаться друг с другом как на речевом уров­не, так и на уровне физического контакта. И внешне простые, самые обычные трениров­ки рождали у пациентов бурю эмоций. Ведь это люди, измученные одиночеством, они одновременно и боятся контакта, и страст­но желают вступить в него.

На этом и основан лечебный эффект занятий. Тренер сознательно агрессивен по отношению к больным. Отдавая четкие, яс­ные, жесткие команды, он как бы снимает с них и берет на себя ответственность за их вступление в контакт. А больные как бы оправдывают свое вступление в контакт необходимостью подчиняться авторитетно­му и уважаемому ими человеку. Им это не менее трудно, чем здоровому человеку за­говорить с прохожим на улице об интимных проблемах.

Я заметил, что, когда мои пациенты рабо­тают в режиме резких перегрузок, им удает­ся пробиться сквозь броню аутизма. Поэто­му стал проводить «спарринг» сразу же после упражнений с максимальными на­грузками, несмотря на то, что после них больные испытывают значительную уста­лость.

Не успев снова погрузиться в замкнутое состояние, мои пациенты по инерции охот­но начинали заниматься в парах. Если что-то  все равно не получалось, то я выполнял движения с каждым из партнеров отдельно, а потом снова сводил их вместе. В таких случаях я как бы через себя пытался вну­шить им доверие друг к другу.

Через некоторое время больные начали как будто заново знакомиться со своими товарищами по несчастью. Правда, это про­исходило с удивительной робостью, как если бы они были обитателями разных планет.

Медленно, шаг за шагом, больные шли навстречу друг другу. Я стал замечать, что они ждут этих упражнений. Начали прояв­ляться симпатии, дружественность, иногда даже легкая влюбленность.

Татьяна П. после одной из тренировок сделала мне замечание, что я пропустил одно иэ упражнений в «спарринге». Она явно давала мне понять, что ждала этих упражнений и они ей нравятся.

Марина С. с надеждой спрашивала, будет ли она заниматься вместе с понравившейся ей партнершей.

Надежда К., капризная и высокомерная девушка, всегда требовавшая к себе особо­го внимания, почувствовав симпатию к Пав­лу Р., стала гораздо мягче и терпимее.

Вместо разрозненных, обособленных, наглухо закрытых от окружающего людей, не желавших идти на сближение, появилась группа единомышленников, с энтузиазмом делающих вместе с руководителем труд­ное, но общее дело!

Дмитрий К., приходя на занятия, первым делом спрашивал: «Сколько сегодня будет человек?» И если раньше его раздражало большое количество народа, то теперь, на­оборот, ему хотелось, чтобы все пришли. Одно это стремление говорит о серьезных изменениях в психике больных-аутистов.

Видя такой прогресс, я решил пойти даль­ше. Увеличил время работы в «спарринге» и усложнил упражнения. В конце занятия мы все вместе вставали в круг, я подавал коман­ду положить руки на плечи друг другу и просил пациентов посмотреть на соседей. Они видели лица своих соседей с каплями пота на лбу, слышали их и свое тяжелое дыхание. Потом, стоя в том же кругу, по команде начинали делать интенсивные на­клоны вниз, помогая друг другу руками, ощущая тепло и поддержку своих товари­щей.

Когда через некоторое время в свобод­ной беседе (в основном о политике и пред­принимательстве) я как бы мимоходом спросил Гамлета Н., что ему больше всего нравится на тренировках, этот достаточно критически настроенный человек не заду­мываясь ответил: «Когда вы ставите всех в кольцо и мы кладем руки на плечи друг другу, то создаете как бы магический круг, в котором заключено здоровье!»

Кардинальные изменения появились в психике многих пациентов.

Сергея И., страдающего эпилепсией, уда­лось за короткий срок вывести из тяжелого болезненного кризиса.

Ольга Я. постоянно твердила мне, что силовые упражнения сделают ее фигуру мужеподобной. Она все время подчеркива­ла, что посещает мои занятия от скуки. Через некоторое время после введения «спарринга», Ольга стала одной из лучших учениц в группе.

Валентин Я., старательный, трудолюби­вый и исполнительный человек, охотно шел на перегрузки, но стоило только поставить его заниматься в паре, как картина сразу же менялась: он превращался в подозритель­ного, непослушного и даже злого человека. Однако мне удалось найти приемы, чтобы изменить отношение Валентина к «спар­рингу», и его лечение пошло гораздо ус­пешнее.

А неудачи, постигшие меня при установ­лении двигательного диалога, очень похо­жи.

Дмитрий И. выходил из зала, лишь услы­шав команду «разбиться на пары!». За все время мне ни разу не удалось убедить его хотя бы попробовать поработать со своими товарищами.

Елена Р. сразу же начинала плакать и тоже покидала зал, несмотря на уговоры, причем не только мои, но и других больных.

Наталья В. скрещивала на груди руки и, стоя посреди зала, не делала даже малей­шей попытки попробовать выполнить зада­ние. Она с презрительной усмешкой смот­рела в потолок.

Очевидно, что установление двигатель­ного контакта может стать для многих боль­ных решительным шагом на пути излечения от тяжелых психических заболеваний. Пос­ле успешного установления такого контакта можно рассчитывать на ускоренное разви­тие нормальных, здоровых отношений с окружающим реальным миром.

Владимир Никитин